Кожевников Матвей Львович

Версия от 11:25, 10 января 2016; Admin (обсуждение | вклад) (Новая страница: «{{Шаблон:Копипаст}} Про него известно, что ранее он был атаманом Уральского ка­зачьего во…»)
(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)

Про него известно, что ранее он был атаманом Уральского ка­зачьего войска и служил под началом генерала Перовского в Оренбурге, участвовал вместе с ним в Хивинской экспедиции, за­служив всяческие поощрения со стороны начальства за свои расто­ропность, усердие, смелость, толковость. Он в полной мере сохра­нил привычки казачьего атамана, отличаясь любовью к весёлой компании, шумному застолью, солёным шуткам и к лошадям. Сохранилось свидетельство, что в Саратове в губернском правле­нии, в своём кабинете Кожевников занимался за конторкой, сидя на богато украшенном казачьем седле — очевидно, вспоминая свою тревожную и прекрасную молодость.

В период управления губернией Матвей Львович снимал апар­таменты в доме Шортана на Б. Сергиевской улице, сохранившемся доныне и значащемся под номером 146, по теперешней улице Чер­нышевского. Как архитектурный памятник начала XIX века дом этот взят под охрану государства, но, увы, пребывает в жалком состоянии по причине нехватки средств на реставрацию. Особен­ное сострадание вызывает его дворовый фасад, демонстрирующий всю оригинальность и красоту этого сооружения.

О губернаторе Кожевникове сохранились многие отзывы (пре­имущественно очень короткие) по причине известной причастно­сти его имени к имени Н. Г. Чернышевского.

Не имея «вкуса» к административной работе, но будучи умным и просвещённым человеком и холостяком, Матвей Львович имел потребность в общении с незаурядными и образованными лично­стями, и формой этого общения частенько становились обеды в его доме, на которые губернатор приглашал всех знакомых и незнако­мых людей, показавшихся ему интересными. В числе приглашён­ных неоднократно бывал декабрист Александр Петрович Беляев, который после сибирской ссылки в конце 40-х — начале 50-х го­дов работал управляющим имением Нарышкина в селе Пады Балашовского уезда и наездами часто бывал в Саратове. Он пи­шет о губернаторе Кожевникове: «Это был человек большого ума и с большими познаниями, так что составлял прекрасный матери­ал для министерского портфеля. Остроумный, чрезвычайно прият­ный в обществе, гостеприимный, гастроном и большой знаток и любитель хорошего вина, которого всегда было изобилие за его столом, так как сам он любил выпить и любил, чтобы гости его пили. Он был очень радушен и гостеприимен, и все приезжающие в Саратов обедывали у него. Помнится, что я у него за обедом ви­дел Н. Г. Чернышевского, сына саратовского протоиерея, тогда еще студента и неизвестного, а впоследствии получившего такую известность своими сочинениями. Днём Кожевников обыкновенно занимался делами, принимал доклады чиновников, разъезжал по городу, а время же обеда было для него временем отдыха. Свобод­ный от бремени правления, он был весел, остроумен, чрезвычайно приятен и увлекателен». («Русская старина», май 1884 г., стр. 314).

С Чернышевским Кожевников познакомился, когда Николай Гаврилович был ещё студентом Петербургского университета и наезжал в Саратов летом на каникулы. Впоследствии знакомство продолжилось в бытность пребывания Чернышевского в качестве учителя словесности в саратовской мужской гимназии в 1851 — 1853 годах после окончания университета. При всём хорошем отношении юного Чернышевского к губернатору, в котором он видел умного, честного, «премилого и симпатичного» человека, Николай Гаврилович постоянно тяготился этими обедами, от кото­рых, по его признанию, «долго не мог отойти» по причине обилия съеденного и выпитого. Тем не менее близость к губернатору сослужила Чернышевскому добрую службу. Как замечают совре­менники, это дало ему возможность «уехать из Саратова без особой неприятности, ибо тогда уже поднялись против него сплетни».

Каким же в целом представляется нам губернатор Кожевни­ков? Все отзывы о нём преимущественно положительные, но характеризуют его как доброго малого, рубаху-парня, умного и честного, с которым приятно выпить-закусить и содержательно побеседовать. Упоминается иногда его взбалмошность и несколько повышенная склонность к спиртному. А. Н. Минх в своей рукопи­си «Жизнь Саратова в 1853 году», рассказывая о Благородном собрании, пишет: «В буфете или биллиардной часто встретишь мужчину невысокого роста с черными волосами, чёрными, блестя­щими в другое время, но теперь мутными глазами, со строгим и умным, но теперь неопределенным выражением лица, слегка рас­красневшегося, со звездою во фраке. Его окружают многие, он рас­сказывает какой-то смешной, остроумный и скандалезный анек­дот. Подле него полный брюнет невысокого роста, оба сильно под­кутившие»...

И еще свидетельства: «Губернатор Кожевников был холостяк, посещавший только клуб и квартиру управляющего провиантской комиссией — квартиру, известную тем, что оттуда ни один смерт­ный не выходил в нормальном состоянии». «Сам губернатор был человек благодушный и просвещенный, любил полиберальни­чать», «симпатичный, благоразумный и уважаемый губернатор, умевший мирить всех»...

В общем, со стороны приятельского общения портрет Матвея Львовича просматривается достаточно определённо, чего нельзя сказать о его облике как администратора и высшего в крае дол­жностного лица. Есть, впрочем, одна цитата о нем: «Благородней­шая личность, но слишком доверчиво относился к своим подчинен­ным. Взяточничество процветало всюду, полиция была ненавистна народу...» Это качество вполне вписывается в наше обобщенное представление о Кожевникове, как человеке умном и обаятельном, но деятеле не очень опытном и умелом.

А вообще на голову Матвея Львовича как губернатора свали­лись немалые испытания. Достаточно упомянуть сильнейшие всплески эпидемии холеры в 1847—1848 годах, когда умерло в Саратове более 10000 человек. Стояла тогда сильнейшая засуха, «жары» доходили до 45° и над городом висело облако «зеленой га­ри». Горели при Кожевникове присутственные места, усиливались грабежи на Волге, но ни о каких персональных усилиях или дей­ствиях губернатора ни в одном из сохранившихся документов не упоминается. Можно предположить, что держался Матвей Львович во время всех этих напастей мужественно как человек военный, привыкший мобилизовываться в чрезвычайной обстановке. Во вся­ком случае, в преодолении тяжелых испытаний он себя ничем не скомпрометировал, в противном случае наверняка сохранились бы соответствующие отзывы о его неблаговидном поведении. Будем и мы считать, что с трудностями губернаторства Кожевников спра­вился достаточно хорошо, достойно, почему и предстал перед потомками больше с положительной стороны.

Обстоятельства его отставки и дальнейшая судьба неизвестны. В статье «Саратов в былое время» («Саратовский дневник», № 204 за 1888 г.) есть фраза — «губернатор Кожевников царил в Саратове недолго и был сменен вместе с вице-губернатором и всем штатом полиции». Причиной этого послужило одно скандальное дело, названное «жидовским» — когда в Саратове были совершены убийства двух мальчиков-христиан служившими в местном гарнизо­не солдатами иудейского вероисповедания. Высокие инстанции сочли нужным наказать не только непосредственных преступников, сослав их на рудники, но и губернских начальников, отправив их в отставку.

Можно не согласиться с мнением газеты, где говорится о «не­долгом» царствовании Кожевникова в Саратове. Матвей Львович просидел здесь в губернаторском кресле (а точнее, на казацком седле) восемь с лишним лет — до 25 июля 1854 года: это срок, су­щественно превышающий среднюю продолжительность.