Голицын Александр Борисович

Был он чрезвычайно честолюбив и сравнительно молод: ему только-только исполнилось 34 года — губернаторы такого возрас­та встречались редко. По приезде к месту назначения разместился князь в загородном доме бывшего губернатора, соблаговолив при­нять приглашение всегда любезного Алексея Давыдовича и сочтя его за ровню себе. Но образ жизни нового губернатора был резко отличен от хлебосольного и радушного Панчулидзева — Алек­сандр Борисович имел небольшое число прислуги, только две тройки лошадей, и разъезжал не в карете, а в открытом экипаже, без казака и жандарма. Женат он был на дочери министра внут­ренних дел, бывшего саратовского губернатора Ланского — Анне Васильевне, которая в Саратове жила мало, больше пребывая в Петербурге.

Современник пишет о Голицыне, что он был «человек ещё мо­лодых лет, весьма приятной наружности, гордонадменный и вла­столюбивый. К нему был весьма затруднён доступ».

Конечно же, при вступлении сиятельного князя в управление губернией, он пришёл в сильное негодование после осмотра корпу­са присутственных мест, губернского правления и канцелярии от плачевного их физического состояния и заведённых порядков (а точнее — беспорядков). В скором же времени новый губернатор добился от казны нужных ассигнований на внутреннюю пере­стройку и на меблирование помещений. В канцелярии появились столы, шкафы, стулья. На шкафах были надписи, столы покрыты зелёным сукном. Для чиновников были пошиты форменные сюрту­ки (за собственный их счёт), и впредь никто не мог являться к должности не в форме, исключая служащих, приближённых к осо­бе губернатора, кои носили преимущественно вольный наряд. Гу­бернское правление и канцелярия приняли вид министерств — со швейцаром при входе, парадной лестницей с ковром, чистыми ком­натами и коридорами. Бумага на производство дел шла лучшая — с печатными уголками. Дела вкладывались в папки, украшенные гравюрами...

Многих бывших нерадивых «панчулидзевских» чиновников Го­лицын отстранил от службы за их леностью и даже предал суду, подобрав новых работников — более образованных, более прият­ных внешне; им губернатор не скупился повышать жалованье и продвигал по службе, если они обнаруживали толковость и добро­совестность. Несколько молодых людей он выписал из Петербурга; они были у него в особом приближении, и их советы он иногда принимал.

Вообще, по-видимому, администратор князь Голицын был не­плохой. Чрезвычайно строгий и настойчивый, он требовал беспре­кословного исполнения своих распоряжений и приказаний, иногда, впрочем, явно перегибая палку и поступая с иными служащими «испорченной нравственности» просто деспотически — они не вы­лезали с гауптвахты и из-под ареста. Строго преследовал князь и взяточничество среди начальствующих лиц. И надо отдать долж­ное его усилиям: губернское правление при нем обрело приличный вид, и эффективность его работы значительно повысилась.

Но личность князя встречала неприятие со стороны большинст­ва сослуживцев и знакомых. В большой статье о губернаторе Го­лицыне местного краеведа В. Юрьева (Саратовский дневник № 184, 1902 г.) говорится:

«Совершенная противоположность своему предшественнику Панчулидзеву, ласково-вежливое обращение которого подкупало всех и каждого, который, к тому же, любил угощать у себя, по­пить, поесть, поплясать, охотно побалагурить и даже пофамильярничать..., князь Голицын, напротив, берёг улыбки только для рав­носильных ему, всех же прочих встречало его надменное, угрюмое чело, скупость слов и убийственный холод. Казалось, что был он постоянно в дурном расположении духа. Его не любили».

Да, такое бывает, и нередко. Милейший, добрейший человек, но работник никакой (это Панчулидзев), и, наоборот, служака ревностный, энергичный и толковый, но личность отвратная (это ближе к Голицыну).

Желчность и недоброжелательность князя в конце концов со­служили ему плохую службу. В то время губернаторы обязаны бы­ли представлять в министерство списки всех чиновников 8-го класса и выше с собственной аттестацией. Вот в таких списках за 1828 год князь Голицын характеризовал большинство своих под­чинённых отрицательно, сопроводив объективные данные различ­ными унизительными и недостойными комментариями — «ябед­ник», «мерзавец», «без способностей и пустой человек», «дурако­ват».

На это обратил внимание управляющий министерства юстиции князь А. Долгоруков, представивший своё недоумение «сей удиви­тельной аттестацией» Правительствующему сенату. Решение по­следнего не замедлило последовать: «...поелику в формулярных списках против некоторых чиновников рукою губернатора кн. Го­лицына учинены неприличные оскорбительные и бранные слова», повелено было «...затребовать от саратовского губернатора по се­му делу подробные объяснения». По получении и рассмотрении оных сенат вынес губернатору строгий выговор,— ибо «князь Го­лицын неправильно поступил, дозволив выражения неуместные».

Видимо, и в верхах не любили «гордонадменного князя» (осо­бенно после отставки его тестя, министра Ланского), потому что за время его пребывания в Саратове он получил два выговора и один раз подвергся денежному взысканию. В первом случае — «за зло­употребление властью и нарушение обязанностей губернатора», «в последнем — «за утверждение неправильного приговора саратов­ской уголовной палаты по делу о противозаконной торговле воль­ных мещан свечами» — суть этого дела не приводится.

Не украшают князя Голицына и обстоятельства его отъезда из Саратова. Весной 1830 года по получении первых сведений о на­двигавшейся на Поволжье эпидемии, Голицын спешно собрался и, оформив отпуск, покинул Саратов, буквально бросив все дела и перевалив близившуюся опасность на плечи вице-губернатора. Сразу же князь устремился в Сибирь, где имел винные откупы и, отсидевшись там, по миновании угрозы объявился в Петербурге, где безуспешно пытался обелить себя и хлопотал об отмене полу­ченных выговоров. Но его объяснениям сенат не внял, и службой в Саратове карьера Александра Борисовича закончилась навсегда. Но жил он еще долго, скончавшись в 1862 году, занимаясь «остат­нюю жизнь» скорее всего собственными имениями и экономиями.

Как видим, личность князя Голицына весьма противоречива. С одной стороны, есть о нём воспоминания, характеризующие его как «образованного, честного, благонамеренного человека, сделав­шего много для Саратовской губернии освобождением её от зако­ренелых взяточников». Известно также, что князь общался с про­грессивными людьми своего времени — П. А. Вяземским, Денисом Давыдовым, и имя его не раз упоминается в их переписке. В то же время современники неоднократно указывали на его «барскую спесь и княжескую напыщенность», его чёрствость и недоброжела­тельность к людям.

О времени губернаторства Голицына долго ещё напоминали са­ратовцам новый тюремный замок (что символично для строгого губернатора, пересажавшего многих чиновников), каменные дома для городских частей с каланчами и поместительными конюшня­ми, а также огромный корпус так называемых «желтых казарм» (впоследствии «старых казарм»), что и ныне находится на своём месте на Университетской улице (ранее Казарменной), где разме­щалось одно из саратовских военных училищ. А тогда, в 1828-м, стояли эти самые «желтые казармы» посреди поля, далеко за го­родской чертой.